Исполнитель желаний [СИ] - Анастасия Баталова

— Чувствуешь? Вероятно, это и есть кожевенный завод.

Она не ошиблась. Едва уловимый оттенок отвратительного запаха разложения становился всё сильнее, пока наконец не превратился в невыносимую вонь. Через некоторое время они вышли прямо на берег реки Исмунь. Сетка заканчивалась у самой воды. Здесь глазам девушек предстало поистине ужасное зрелище: огромная куча производственных отходов словно оползень нависла над беззащитной рекой, которая в этом месте была довольно узкой, но глубокой. Несмотря на то, что куча находилась довольно далеко, стоя возле сетки, можно было различить её непрерывное живое шевеление — мухи, жуки и опарыши покрывали кучу сплошным слоем, копошась в бесформенном гниющем месиве животного происхождения.

— Господи… — выдохнула Аль-Мара, прикладывая к лицу носовой платок. Её замутило. — Нужно во что бы то ни стало проникнуть на территорию завода. Посмотреть в глаза людям, которые такое устроили.

Кирочке почему-то вспомнился в этот момент невероятно нежный и мягкий кожаный чехол для мобильника, который она видела в «Жемчужине» у сына владельца сети салонов кожи и меха. Ей стало немного стыдно, что она не способна, подобно подруге, испытывать отвращение к красивым вещам, пусть даже происхождение этих вещей столь отвратительно…

— В жизни не куплю ничего кожаного, — гневно процедила Аль-Мара.

8

Эрн теперь иногда смотрел вместе с отцом вечерние новости. Он понимал, что это глупо, но втайне всё-таки надеялся снова увидеть хотя бы на миг лицо той девушки. Оно мелькнуло на экране, молниеносно, скорее, чем падает звезда, но Эрн был убежден, что узнает это лицо, если увидит его опять. Он не мог объяснить себе причину своего внезапного интереса к незнакомому и случайному лицу девушки. Скорее всего, с Эрном сыграло злую шутку одно из основных свойств разума: он не успел как следует разглядеть то лицо, хотя очень хотел разглядеть — всякое незавершенное действие имеет свойство будоражить сознание, порождая непреодолимое желание продолжить…

Выпуск новостей заканчивался. На экране замелькала заставка: причудливые геометрические узоры безжалостно разрезали одну за другой фотографические картинки, изображающие привычное мельтешение мегаполиса — люди, машины, снова люди, общественный транспорт…

— Ты помнишь последний репортаж сегодняшнего выпуска, сынок? — спросил вдруг Дирк.

Эрн помотал головой. Он никогда особенно не вдавался в суть передачи, просто смотрел на экран в поисках того, что его интересовало.

— Я не старался запоминать, — сказал он отцу, незаметно приклеивая жвачку к настольной лампе.

— А я… Вот ведь какая штука. Я всегда всё запоминаю. И тут… Только что посмотрел и забыл. — Проговорил Дирк сосредоточенно, он сидел на диване в неудобной напряжённой позе и как будто прислушивался к чему-то внутри себя, — Прежде со мной такого не случалось… Неужели у меня действительно начались психические расстройства…

Дирк встал и принялся расхаживать по комнате размашистыми возбуждёнными шагами; ему до сих пор становилось не по себе, когда он вспоминал мать Эрна, обворожительную блондинку, тоненькую, нежную, как водяная лилия, вышедшую к нему прямо из плотной стены дождя… Здравый смысл Дирка так и не позволил ему до конца поверить в то, что встреча с нею не была галлюцинацией…

— Я псих, псих… Несчастное убогое создание, лишённое разума… — тараторил себе под нос Дирк, меряя шагами расстояние от окна до противоположной стены, — сначала видения, теперь вот… Ретроградная амнезия.

Откуда бедняге было знать, что то же самое произошло сегодня со всеми, кто смотрел вечерние новости.

— Не парься, батя, — сказал Эрн с зевком, легко и бесшумно спрыгнул со стола и отправился в свою комнату.

9

Кирочка и Аль-Мара стояли перед запертыми воротами, за которыми начиналась территория кожевенного завода. Надпись на стальном щите со светоотражателями гласила: «Въезд запрещен.» От ворот начиналась проселочная дорога, грязная, глинистая, с глубокими колеями — заметно было, что ездят по ней довольно часто, ни одна травинка не успевала вырасти.

— Нас никто туда не пропустит. Голыми руками их не возьмешь. — оглядывая высокие металлические ворота, резюмировала Кирочка.

— Пожалуй… — согласилась Аль-Мара, — это, полагаю, вообще не тот случай, где следует действовать в лоб… Но у меня есть одна идея, — она извлекла из кармана гаджет, — мы всё это сейчас заснимем.

Снова обойдя почти всю территорию завода вдоль глухого забора, девушки сфотографировали кучи гниющих отходов, сваленных на берегу реки.

— Что за идея? Не томи! — Кирочка с интересом наблюдала за подругой.

— Мы напишем письмо в какую-нибудь крупную общественную организацию по охране окружающей среды… Факт получит широкую огласку… — говорила Аль-Мара, вдохновленно, с азартом, точно улыбающихся знаменитостей, снимая с разных ракурсов смердящие кучи, — …об этом непременно напишут в газетах… Снимут репортаж… Сняли же о том, как выловили что-то дохлое в реке, мы с тобой ещё застали репортеров на берегу… а что именно выловили они, не помню. Забыла…

— Какая же ты растяпа! — с шутливой укоризной сказала Кирочка; она сдвинула брови, обратив на миг взор внутрь себя, попыталась вспомнить, — … Они выловили… — повторила она задумчиво, — Ой! Я тоже не помню…

Аль-Мара закончила фотографировать кучи.

— Послушай, а ты думаешь до нас никто не пытался заявить об этом безобразии? — Кирочка сосредоточенно рассматривала сохранённые фотографии — всё ли хорошо получилось.

— Не думаю. Завод находится за Городом, следовательно, находиться здесь должны только те, у кого есть специальные пропуска. Территория обнесена глухим забором; случайные люди, которые оказываются поблизости, скажем, работники сельскохозяйственного модуля, вряд ли задумываются о том, что может находиться за таким забором, не показывают — и не надо. К сожалению, в большинстве своём люди равнодушны к тому, что не имеет непосредственного к ним отношения…

— Смотри! — воскликнула вдруг Кирочка, указывая Аль-Маре куда-то вниз, на воду, туда, где уходила в глубину металлическая сетка забора.

Медленно покачиваясь, послушная лёгким речным волнам, вдоль берега плыла, опрокинутая белёсым брюхом вверх, довольно крупная дохлая рыбина. Маленький водоворот у последнего столбика забора развернул её, и она продолжила свой путь вперед хвостом. Аль-Мара сфотографировала и эту рыбину тоже.

10

Река катилась удивительно спокойно. Вода походила на гладко отшлифованный тёмный камень; лес по берегам в сгущающихся сумерках казался мягкой бледно-серой губкой; отдельные деревья различить было уже нельзя; а тишина стояла такая, что, казалось, всё вокруг замерло, прислушиваясь к плеску вёсел.

— Мне очень хорошо сейчас… — прошептала Кирочка, — здесь, с тобой… Мне, пожалуй, никогда ни с кем не было так хорошо…

Аль-Мара тихонько рассмеялась.

— Знаешь, что-то это мне напоминает… Ревнивые влюбленные часто пытают свои половинки сходным образом: а было ли тебе с кем-нибудь лучше, чем со мной? случалось ли тебе быть счастливее, чем теперь?

— И чего смешного? — в голосе Кирочки послышалось лёгкое разочарование.

— Ничего, — продолжала Аль-Мара, и в интонации её таилась мягкая мудрая улыбка, — всякое ощущение — и наслаждение, и боль — существует только в тот момент, когда его испытываешь. Счастье тоже в каком-то смысле ощущение. Ощущение души, а не тела. Его невозможно измерить, оценить, запомнить и с чем-либо потом сравнить. Потому твоё утверждение лишено смысла… Впрочем, я всё равно рада слышать это от тебя.

Маленькая складная лодка плыла по течению, поднятые весла роняли мелкие капельки. Кирочка иногда опускала их в воду, чтобы немного увеличить скорость; вёсла входили медленно и бесшумно, точно ложки в густой мёд. Аль-Мара сидела на корме, сосредоточенно впитывая в себя ночное молчание природы.

— Мне порой, причём обычно безо всяких видимых причин, становится вдруг до того радостно, что хочется бежать вприпрыжку, махать руками, смеяться… Иногда я даже так делаю, если рядом никого нет, — заговорила Кирочка вполголоса, точно боясь спугнуть возникшее посреди тихой реки межу нею и подругой настроение откровенности, — как будто во мне внезапно открывается какая-то секретная шкатулка со счастьем…

— И ты спрашиваешь меня, почему я сначала засмеялась? — донёсся из темноты глубокий немного гнусавый голос Аль-Мары, — ты ведь и сама всё прекрасно знаешь; даже если не можешь сформулировать рассудком, то всяко дотягиваешься сердцем… «Счастлив с кем-то», на мой взгляд, весьма странное понятие. Человек всегда счастлив сам по себе; другой человек может служить лишь более или менее удачным отражателем этого счастья… — она умолкла, и некоторое время сидела неподвижно, запрокинув голову, — Ты права! Здесь действительно волшебно. Здорово, что ты предложила использовать наши служебные пропуска, чтобы просто погулять за границами Города…